Часть четвёртая. Победа (1146-1187).
О, Аллах, дай победу исламу, а не Махмуду!
Кто он такой этот пёс
Махмуд, чтобы заслуживать победу?
Нуреддин Махмуд, политический деятель,
объединивший арабский Восток
(1117-1174).
Глава девятая. Дорога к Нилу.
Мой дядя Ширкух повернулся ко мне и сказал: “Юсуф, оставь все дела
и отправляйся туда!” Этот приказ прозвучал для меня как удар кинжала в сердце, и
я ответил: “Клянусь Аллахом, даже если бы мне отдали всё египетское царство, я
бы не поехал туда!”
Человек, сказавший эти слова, был никто иной как Саладин,
повествующий о своих первых и самых неуверенных шагах в будущее, в котором он
стал одним из наиболее прославленных в истории монархов. Ввиду удивительной
искренности, характерной для всех его высказываний, Юсуф был далёк от того,
чтобы ставить египетскую эпопею себе в заслугу.
«Я начал с того, что сопровождал моего дядю, – добавляет он. – Он
завоевал Египет и потом умер. И тогда Аллах дал мне в руки власть, которую я
совсем не ожидал». Действительно, хотя Саладин получил огромную выгоду от
египетской экспедиции, он сам не сыграл в ней главной роли. Не больше преуспел в
этом и Нуреддин, несмотря на то, что страна на берегах Нила была завоёвана от
его имени.
Эта кампания, длившаяся с 1163 по 1169 год, имела в качестве
главных действующих лиц трёх удивительных людей: египетского визиря Шаура,
демонические интриги которого повергли этот регион в кровавый хаос, франкского
короля Амори, столь одержимого идеей завоевания Египта, что он вторгался в эту
страну пять раз за шесть лет, и курдского генерала Ширкуха, «Льва», который
проявил себя в качестве одного из военных гениев того времени.
Когда Шаур пришёл к власти в Египте в декабре 1162 года, он
получил полномочия, которые обеспечивали почести и богатства, но он не мог не
знать и об обратной стороне медали: из пятнадцати правителей, владевших Египтом
до него, только один умер своей смертью; все остальные были в зависимости от
обстоятельств, повешены, обезглавлены, зарезаны, распяты или растерзаны толпой.
Один был убит своим приёмным сыном, ещё один – собственным отцом. По этой
причине и от нашего смуглого эмира с седеющими висками не следовало ожидать хоть
каких-то проявлений щепетильности. После прихода к власти он поспешил уничтожить
своего предшественника и всю его семью и присвоить себе их золото, их
драгоценности и их дворцы.
Но рука судьбы не позволила и ему избежать превратностей: после
менее чем девяти месяцев правления, новый визирь был сам свергнут одним из своих
подручных, неким Дирхамом. Своевременно предупреждённый, Шаур сумел покинуть
Египет целый и невредимый и бежал в Сирию, где пытался заручиться поддержкой
Нуреддина, чтобы вернуть себе власть. Хотя гость был умён и красноречив, сын
Зенги поначалу слушал его невнимательно. Но очень скоро события заставили его
изменить свою позицию.
Дело в том, что по-соседству, в Иерусалиме, наблюдались перемены,
имевшие отношение к Каиру. С февраля 1169 года франки заимели нового короля с
неукротимыми амбициями: это был «Морри» или Амори, второй сын Фулька. Очевидно,
под влиянием пропаганды Нуреддина, этот двадцатисемилетний монарх решил создать
и себе имидж человека умеренного, набожного, желающего приобщиться к религиозной
науке и стремящегося к справедливости. Но видимость не есть сущность. У
франкского короля было больше отваги, чем мудрости, и, несмотря на свой высокий
рост и пышную шевелюру, он отнюдь не выглядел величественно. Его плечи были
неестественно узкими, часто на него нападали приступы смеха, столь долгие и
шумные, что его свита впадала в замешательство, вдобавок он страдал от заикания,
что ещё больше мешало его контакту с окружающими. Лишь воодушевлявшая его
навязчивая идея – завоевание Египта, придавала «Морри» некоторую значимость.
Это дело и впрямь казалось заманчивым. После того, как западные
рыцари овладели Аскалоном, последним оплотом Фатимидов в Палестине, путь в
страну на берегах Нила был открыт. Сменяющие друг друга визири, слишком
поглощённые борьбой с соперниками, даже приняли обыкновение платить франкам,
начиная с 1160 года, ежегодную дань, лишь бы последние воздерживались от
вмешательства в их дела. Сразу после свержения Шаура Амори воспользовался
неразберихой, царившей на землях Нила, чтобы вторгнуться туда под тем простым
предлогом, что причитавшаяся по договору сумма в шестьдесят тысяч динаров не
была выплачена вовремя. Пройдя через Синай по побережью Средиземного моря, он
вознамерился начать осаду города Бильбис, расположенного на одном из нильских
рукавов, высохшем по воле судьбы в последующие века. Защитники города наблюдали
за франками, устанавливавшими вокруг их стен осадные машины одновременно с
испугом и удивлением, поскольку дело было в сентябре, а в рукаве в это время
начиналась прибыль воды. Достаточно было поэтому разрушить несколько дамб, и
воины Запада оказались мало-помалу окружёнными водой: они едва успели
ретироваться и вернуться в Палестину. Их первый поход был коротким, но благодаря
ему в Алеппо и в Дамаске узнали о намерениях Амори.
Нуреддин пребывал в нерешительности. Он не испытывал никакого
желания быть втянутым в скользкие каирские интриги, тем более, что, будучи
ревностным суннитом, испытывал явное недоверие ко всему, что касалось шиитского
калифата. Он не допускал также мысли, что Египет со всеми его богатствами сможет
стать добычей франков, которые бы создали тогда самую могущественную державу
Востока. Ведь, несмотря на царившую анархию, Каир долгое время не воспринимал
всерьёз решимость Амори. Но Шаур, конечно, вовсю расхваливал своему хозяину
выгоды похода к Нилу. В качестве приманки он обещал ему в случае своего
возвращения во власть оплатить все расходы на экспедицию, признать правителя
Алеппо и Дамаска своим сюзереном и отправлять ему каждый год треть
государственных доходов. В особенности же Нуреддин учитывал позицию своего
доверенного Ширкуха, который был горячим сторонником вооружённой интервенции. Он
с таким энтузиазмом предлагал этот план сыну Зенги, что тот разрешил ему создать
экспедиционный корпус.
Трудно вообразить себе двух людей одновременно столь близких и
столь разных, как это было в случае Нуреддина и Ширкуха. В то время как сын
Зенги становился с возрастом всё более величавым, достойным и воздержанным, дядя
Саладина являл собой военачальника низкого роста, тучного и кривого на один
глаз. Его лицо было всегда багровым от пьянства и переедания. Будучи взбешён, он
орал как ненормальный и мог совершенно выйти из себя и даже убить своего
оппонента. Но его отвратительный характер ужасал далеко не всех. Солдаты обожали
этого человека, постоянно жившего вместе с ними, делившего с ними солдатские
харчи и терпевшего их насмешки. В многочисленных сражениях в Сирии с его
участием, Ширкух показал себя как руководитель с огромной физической энергией;
египетская кампания позволила ему проявить свои замечательные стратегические
способности. Ибо от начала до конца это предприятие было поистине немыслимой
затеей. Франкам было относительно нетрудно добраться до Нила. На их пути было
одно препятствие – обширная полупустыня Синая. Но погрузив на спины верблюдов
несколько сотен бурдюков с водой, рыцари через три дня находились у ворот
Бильбиса. Для Ширкуха это было не так просто. Чтобы дойти из Сирии до Египта, он
должен был двигаться через Палестину, подвергаясь атакам франков.
По этой причине выход экспедиционного корпуса в направлении Каира
в апреле 1164 года сопровождался настоящей инсценировкой. В то время как армия
Нуреддина совершала отвлекающий манёвр, чтобы увести Амори и его рыцарей на
север Палестины, Ширкух в сопровождении Шаура и примерно двух тысяч всадников
направился на восток, проследовал вдоль реки Иордан по её восточному берегу,
пересёк будущую Иорданию и потом на южном побережье Мёртвого моря повернул на
запад, переправился через реку и поскакал во весь опор к Синаю. Там он продолжил
свой путь, удалившись от побережья, чтобы его не обнаружили. 24 апреля он
овладел Бильбисом, который являлся восточным портом Египта, и 1 мая разбил свой
лагерь около Каира. Застигнутый врасплох Дирхам не успел организовать оборону.
Всеми покинутый, он был убит при попытке бежать, и его тело бросили на
растерзание уличным собакам. Шаур был официально восстановлен в должности
тринадцатилетним юношей, фатимидским калифом аль-Адидом.
Молниеносная кампания Ширкуха являла собой образец военного
искусства. Дядя Саладина немало гордился тем, что завоевал Египет за столь
короткое время и тем, что утёр нос «Морри». Но едва Шаур возвратился к власти,
как тотчас совершил удивительный поворот. Забыв об обещаниях, данных Нуреддину,
он потребовал, чтобы Ширкух немедленно покинул Египет. Ошеломлённый и
разгневанный такой неблагодарностью, дядя Саладина заявил своему недавнему
союзнику, что он останется, невзирая ни на что.
Видя такую решительность, Шаур, не питавший никакого доверия к
собственной армии, направил посольство в Иерусалим, чтобы попросить у Амори
помощи против сирийской экспедиции. Франкский король не заставил себя
упрашивать. Искавший только предлога для вмешательства в Египте, мог ли он
представить себе нечто более желанное, чем призыв о помощи от самого правителя
Каира? В июле 1164 года армия франков отправилась к Синаю второй раз. Ширкух
немедленно решил покинуть окрестности Каира, где он стоял лагерем с мая месяца,
и занял оборону в Бильбисе. Там он отбивал вражеские атаки на протяжении
нескольких недель, но его положение казалось безвыходным. Слишком удалённый от
источника резервов, окружённый франками и их новым союзником Шауром, курдский
генерал не мог рассчитывать, что продержится долго.
Когда Нуреддин увидел, как развиваются дела в Бильбисе,
– рассказывал через несколько лет Ибн аль-Асир, –
он решил начать большое наступление против франков, чтобы заставить их
покинуть Египет. Он написал всем мусульманским эмирам, требуя от них
присоединиться к джихаду, и подверг атаке сильную крепость Харим, около
Антиохии. Все франки, оставшиеся в Сирии, собрались, чтобы дать ему отпор, среди
них был князь Боэмонд, властитель Антиохии, и граф Триполи. В ходе сражения
франки были разбиты. Они потеряли две тысячи убитыми, а их князь и граф попали в
плен. Сразу после победы Нуреддин велел собрать знамёна крестоносцев, а также
снять белокурые шевелюры некоторых франков, убитых в бою. Потом, поместив всё
это в мешок, он отдал его одному из самых осмотрительных своих людей и сказал
ему: «Ты без промедления отправишься в Бильбис, сделаешь всё, чтобы проникнуть в
город и отдашь эти трофеи Ширкуху, сообщив ему, что Аллах даровал нам победу. Он
выставит трофеи на стенах, и это представление посеет ужас среди неверных».
Действительно, известие о победе у Харима коренным образом
изменило ход сражения в Египте. Новость подняла боевой дух защитников и, что
самое главное, заставила франков вернуться в Палестину. Пленение молодого
Боэмонда III, преемника Рено во главе княжества Антиохии, которому Амори во
время своего отсутствия поручил заниматься делами Иерусалимского королевства, а
также гибель его людей, заставили короля искать компромисс с Ширкухом. После
нескольких встреч, они оба согласились одновременно покинуть Египет. В октябре
1164 года «Морри» вернулся в Палестину, следуя вдоль побережья, тогда как
курдский генерал возвратился в Дамаск менее чем за две недели, двигаясь по уже
известному нам маршруту.
Конечно, Ширкух не мог не радоваться тому, что сумел выбраться из
Бильбиса невредимым и с достоинством, но главным победителем этой шестимесячной
кампании неоспоримо стал Шаур. Он использовал Ширкуха, чтобы прийти к власти, а
потом Амори, чтобы нейтрализовать курдского генерала. Теперь они оба убрались,
оставив ему полное господство в Египте. В последующие два с лишним года он
постарался укрепить свою власть.
Однако он, конечно, испытывал беспокойство по поводу дальнейшего
хода событий, поскольку знал, что Ширкух не сможет простить ему измену. Ему
регулярно приходили на этот счёт известия из Сирии, согласно которым курдский
генерал не давал покоя Нуреддину, побуждая его предпринять новый поход в Египет.
Но сын Зенги колебался. Ему не нравилась создавшаяся ситуация. С одной стороны,
было необходимо удерживать франков подальше от Нила, но с другой стороны, при
этом надо было как и прежде избежать хитросплетения интриг: опасаясь новой
молниеносной экспедиции Ширкуха, Шаур принял предосторожности и заключил с Амори
договор о взаимопомощи. Это заставило Нуреддина разрешить своему помощнику
осуществить новую вооружённую интервенцию на случай франкского вмешательства в
Египте. Ширкух выбрал для своей экспедиции лучших армейских чинов и в их числе
своего племянника Юсуфа. Эти приготовления в свою очередь напугали визиря,
который стал настаивать, чтобы Амори прислал ему войска. И вот в первые дни 1167
года движение к Нилу возобновилось. Франкский король и курдский генерал прибыли
в обожаемую ими страну почти одновременно, каждый по своему привычному пути.
Шаур и франки собрали свои объединённые силы перед Каиром в
ожидании Ширкуха. Но тот предпочёл сам диктовать условия рандеву. Продолжая
долгий марш, начатый в Алеппо, он обогнул египетскую столицу с юга, сумел
форсировать Нил, погрузив войско в небольшие баржи, и затем, никем не
остановленный, направился на север. Шаур и Амори, ждавшие его появления с
востока, увидели его на противоположном направлении. Что хуже всего, он
расположился к западу от Каира около пирамид Гизы, отделённый от своих врагов
громадным естественным препятствием, которое в этом месте представлял собой Нил.
Из этого хорошо укреплённого лагеря он послал визирю письмо:
«Враги-франки у наших ворот, – писал он ему. – Они отрезаны от своих
городов. Это удобный случай, он может больше не представиться». Но Шаур не
удовольствовался одним отказом. Он приказал казнить посланника и отправил письмо
Ширкуха Амори, чтобы доказать ему свою преданность.
Несмотря на этот жест, франки продолжали остерегаться своего
союзника, который, как они знали, был готов предать их, если они станут ему не
нужны. Они полагали, что настало время воспользоваться опасной близостью Ширкуха
и установить в Египте свою власть: Амори потребовал, чтобы между Каиром и
Иерусалимом был заключён официальный союз, подтверждённый самим фатимидским
калифом.
По этому случаю в резиденцию молодого аль-Адида отправились два
рыцаря, знавшие арабский язык – случай отнюдь не редкий среди восточных франков.
Шаур, который, очевидно, хотел произвести на них впечатление, повёл их через
великолепный богато украшенный дворец. Они прошли его быстрым шагом, окружённые
целой тучей вооруженных стражей. Потом этот кортеж преодолел нескончаемую
сводчатую галерею, непроницаемую для дневного света, и очутился перед огромными
воротами, украшенными чеканкой, которые вели в большой вестибюль и потом к
другим воротам. Пройдя через многочисленные украшенные залы, Шаур и его гости
вышли наконец на простор – во двор, замощённый мрамором и окружённый
позолоченными колоннами, в середине которого был изумительный фонтан с золотыми
и серебряными трубами, и вокруг него летали разноцветные птицы, собранные со
всех концов Африки. В этом месте сопровождавшие их стражники передали своих
подопечных евнухам, составлявшим окружение калифа. Снова пришлось пройти через
несколько залов, потом через сад, наполненный прирученными хищниками – львами,
медведями и пантерами, – чтобы наконец достигнуть дворца аль-Адида.
Едва они вошли в большую комнату, задняя стена которой была скрыта
занавесом, покрытым золотом, рубинами и изумрудами, как Шаур три раза пал ниц и
положил на пол свою саблю. Только после этого занавес поднялся и появился калиф,
задрапированный шёлком и с закрытым платком лицом. Приблизившись и усевшись у
его ног, визирь изложил проект альянса с франками. Холодно выслушав Шаура,
аль-Адид, которому тогда было не больше шестнадцати лет, воздал должное политике
визиря. Последний уже собирался встать, когда два франка потребовали, чтобы
глава правоверных поклялся, что будет верен союзу. Очевидно, подобное требование
вызвало возмущение официальных лиц, окружавших аль-Адида. Сам калиф казался
шокированным, и визирь поспешил вмешаться. Договор с Иерусалимом, объяснил он
своему господину, это вопрос жизни и смерти для Египта. Он стал умолять калифа
не рассматривать требование, выдвинутое франками, как проявление неуважения, а
лишь как следствие незнания ими восточных обычаев.
Аль-Адид с вымученной улыбкой протянул руку в шёлковой перчатке и
поклялся соблюдать союз. Но один из франкских эмиссаров остановил его: «Клятва,
сказал он, должна приноситься обнажённой рукой, перчатка может быть знаком
грядущей измены». Это требование вызвало новый переполох. Сановники шёпотом
говорили друг другу, что калиф оскорблён и что следует наказать этих дерзких
людей. Но после очередного вмешательства визиря калиф, не теряя самообладания,
снял перчатку и слово в слово повторил клятву, которую ему продиктовали
представители «Морри».
Как только был заключён этот уникальный договор, египетские и
франкские союзники разработали план переправы через Нил с целью уничтожения
армии Ширкуха, теперь шедшей на юг. В погоню за ней устремился отряд под
командованием Амори. Дядя Саладина стремился создать впечатление, что находится
в отчаянном положении. Зная, что самое больное его место состоит в удалённости
от базы снабжения, он постарался поставить в то же положение своих
преследователей. Отойдя на расстояние более чем недельного марша от Каира, они
приказал своим войскам остановиться и обратился к ним с торжественной речью,
сказав, что наступил день победы.
Действительно, сражение произошло 18 марта у местечка Эль-Бабин на
западном берегу Нила. Две армии, изнурённые нескончаемой гонкой, бросились в
битву с желанием решить дело одним ударом. Ширкух доверил Саладину командование
центром и велел ему отступить, когда враг начнёт атаку. В самом деле, Амори и
его рыцари обрушились на Саладина всей своей мощью. Когда Саладин обратился в
притворное бегство, они бросились преследовать его, не приняв в расчёт, что
правое и левое крыло сирийской армии отрезают им всякий путь к отступлению.
Потери франков были тяжёлыми, но Амори удалось ускользнуть. Он возвратился в
Каир, где оставалась большая часть его войск, имея твёрдое решение отомстить как
можно скорее. При сотрудничестве Шаура он уже был готов отправиться в Верхний
Египет во главе мощной экспедиции, когда пришло невероятное известие: Ширкух
овладел Александрией, самым большим городом Египта, расположенным на крайнем
севере страны, на берегу Средиземного моря!
И в самом деле, сразу после своей победы у Эль-Бабина
непредсказуемый курдский генерал, не дав себе даже дня передышки, с
головокружительной скоростью пересёк всю египетскую территорию с юга на север и
триумфально вступил в Александрию. Население этого великого средиземноморского
портового города, относившееся враждебно к союзу с франками, приняло сирийцев
как освободителей. Шаур и Амори, вынужденные поддерживать в этой войне
дьявольский темп, предложенный Ширкухом, отправились осаждать Александрию.
Запасы продовольствия в этом городе были столь скудны, что через месяц его
население, опасаясь голода, начало сожалеть, что открыло ворота экспедиционному
сирийскому корпусу. Ситуация даже стала казаться безнадёжной, когда перед
городом встал на якорь франкский флот. Однако Ширкух не признал себя
побеждённым. Он оставил командование Саладину и затем, собрав несколько сотен
лучших всадников, совершил с ними смелую ночную вылазку. Он во весь опор
преодолел вражеские укрепления и потом скакал день и ночь… до Верхнего Египта.
В Александрии блокада становилась тяжелее день ото дня. К голоду
прибавились эпидемии и каждодневные бомбардировки катапультами. Для молодого
человека, каким был Саладин, это была трудная ноша. Но отвлекающие манёвры,
предпринятые его дядей, стали приносить результат. Шаур хорошо знал, что «Морри»
не терпится закончить эту кампанию и вернуться в своё королевство, которому
постоянно угрожал Нуреддин. Но курдский генерал, открыв второй фронт на юге
вместо того, чтобы дать запереть себя в Александрии, грозил бесконечным
продолжением конфликта. Он даже устроил в Верхнем Египте настоящее восстание
против Шаура и побудил многочисленных вооружённых крестьян примкнуть к нему.
Когда его войска стали достаточно сильными, они приблизился к Каиру и послал
Амори искусно составленное письмо.
«Мы оба теряем здесь время, – писал он вкратце. – Если бы король
пожелал взглянуть на вещи спокойно, он бы ясно увидел, что изгнав меня из этой
страны, он только послужил бы интересам Шаура». Амори и так уже был в этом
убеждён. Быстро пришли к соглашению: осада Александрии была снята, и Саладин
покинул город с почётным караулом. В августе 1167 года оба войска, как и три
года назад, вернулись каждая в свою страну. Нуреддин был рад возвращению лучшей
части своей армии и не хотел больше ввязываться в эти бесплодные египетские
авантюры.
И всё же год спустя, словно бы по воле рока, движение к Нилу
возобновилось. Покидая Каир, Амори, естественно, оставил там рыцарский отряд для
наблюдения за правильным выполнением союзнического договора. Одна из его задач
состояла в том, чтобы контролировать городские гавани и охранять франкских
чиновников, которые должны были получать ежегодную дань в сто тысяч динаров,
обещанных Шауром Иерусалимскому королевству. Столь тяжёлая подать,
сопровождаемая длительным присутствием иноземных отрядов, не могла не
спровоцировать враждебность горожан.
Поэтому общественное мнение постепенно становилось всё более
недоброжелательным к захватчикам. Даже в окружении калифа поговаривали, что союз
с Нуреддином был бы меньшим злом. Между Каиром и Алеппо начался обмен посланиями
без ведома Шаура. Сын Зенги, не слишком желавший нового вмешательства, только
наблюдал за реакцией короля Иерусалима. Будучи не в состоянии игнорировать такую
быстро возрастающую враждебность, франкские рыцари и чиновники, находившиеся в
египетской столице, стали испытывать страх. Они отправляли Амори послания с
просьбами о помощи. Монарх между тем колебался. Мудрость советовала ему удалить
свой гарнизон из Каира и удовольствоваться соседством нейтрального и безвредного
Египта. Но его темперамент заставлял его идти вперёд. Вдохновлённый недавним
прибытием на Восток большого числа западных рыцарей, с нетерпением жаждавших
«перебить сарацин», он решил в октябре 1168 года в четвёртый раз бросить свою
армию в наступление на Египет.
Эта кампания началась с убийств столь же ужасающих, сколь и
беспричинных. Иноземцам удалось захватить город Бильбис, где они без всякого
повода перебили жителей: мужчин, женщин и детей, как мусульман, так и
коптов-христиан. Как очень справедливо замечал Ибн аль-Асир,
«если бы франки вели себя лучше в Бильбисе, они бы с лёгкостью смогли
захватить и Каир, ибо знать города была готова отдать его. Но видя бойню,
учинённую в Бильбисе, люди решили защищаться до конца». Действительно, по
приближении захватчиков, Шаур приказал поджечь старый Каир. Двадцать тысяч
кувшинов нефти были вылиты на лавки, дома, дворцы и мечети. Жители были
эвакуированы в новый город, основанный Фатимидами в X веке и имевший в своём
составе главным образом дворцы, административные здания, казармы, а также
религиозный университет аль-Азхар. Пожар бушевал на протяжении пятидесяти
четырёх дней.
Между тем визирь пытался поддерживать контакт с Амори, чтобы
убедить его отказаться от своего безумного предприятия. Он надеялся преуспеть в
этом без очередного вмешательства Ширкуха. Но в Каире его позиции ослабли. В
частности калиф аль-Адид выступил с инициативой послать письмо Нуреддину с
просьбой поспешить на помощь Египту. Чтобы активировать сына Зенги, фатимидский
владыка вложил в своё послание пряди волос:
«Это, – объяснял он, - волосы моих женщин. Они умоляют тебя придти и
спасти их от насилия франков».
Нам известна реакция Нуреддина на это тревожное письмо благодаря
особо ценному свидетельству, автором которого является никто иной как сам
Саладин, которого цитирует Ибн аль-Асир:
Когда от аль-Адида пришли призывы о помощи, Нуреддин позвал
меня и рассказал о том, что произошло. Потом он сказал мне: «Скачи к своему дяде
Ширкуху в Хомс и убеди его приехать сюда как можно скорее, ибо это дело не
терпит отлагательства». Я покинул Алеппо и недалеко от города встретил моего
дядю, который ехал как раз по тому же делу. Нуреддин велел ему готовиться к
походу на Египет.
Курдский генерал при этом попросил племянника сопровождать
его, но Саладин попробовал уклониться.
Я ответил, что не могу забыть лишений, перенесённых в
Александрии. Тогда мой дядя сказал Нуреддину: «Совершенно необходимо, чтобы Юсуф
поехал со мной!» И Нуреддин повторил свой приказ. Я напрасно старался объяснить
ему моё неловкое состояние, но он велел добавить мне денег, и я был вынужден
отправиться в путь как человек, которого ведут на смерть.
В этот раз между Ширкухом и Амори столкновений не было.
Потрясённый решимостью каирцев скорее разрушить свой город, нежели отдать его, а
также опасаясь, что сирийская армия окажется у него в тылу, франкский король
вернулся в Палестину 2 января 1169 года. Через шесть дней курдский генерал
прибыл в Каир и был встречен как спаситель и населением, и фатимидской знатью.
Казалось, даже Шаур был доволен. Но он никого не мог обмануть. Хоть он и воевал
с франками последние недели, его считали их другом, и он должен был поплатиться
за это. 18 января его заманили в ловушку и некоторое время держали под стражей в
шатре, а затем Саладин убил его собственной рукой по письменному одобрению
калифа. С этого дня Ширкух сменил его в должности визиря. Когда облачённый в
вышитые шёлковые одежды он явился в резиденцию своего предшественника, чтобы
обосноваться в ней, для него не нашлось даже подушки, чтобы присесть. Всё было
разграблено при известии о смерти Шаура.
Курдскому генералу потребовалось три кампании, чтобы стать
полновластным хозяином Египта. Но дни его счастья были сочтены: 23 марта, через
два месяца после своего триумфа вследствие слишком обильной трапезы, он стал
жертвой ужасного приступа удушья, от которого умер за несколько секунд. Это было
концом одной эпопеи и началом другой, воздействие которой оказалось несравнимо
большим.
После смерти Ширкуха, – рассказывает Ибн аль-Асир, –
советники калифа аль-Адида предложили ему выбрать новым визирем Юсуфа,
поскольку он был самым молодым и казался самым неопытным и слабым из эмиров во
всей армии.
Действительно, Саладин был призван во дворец владыки, где
получил титул «аль-малик ан-насер» («победоносный князь»), а также отличительные
регалии визиря: белый тюрбан с золотой вышивкой, платье и тунику с алой
подкладкой, саблю, инкрустированную драгоценными камнями, кобылу рыжей масти с
седлом и сбруей, украшенными чеканным золотом и жемчугом, и много других ценных
вещей. Выйдя из дворца, он с большой свитой направился в резиденцию визиря. Юсуф
сумел утвердиться за несколько недель. Он избавился от тех фатимидских
чиновников, чья преданность казалась ему сомнительной, заменив их близкими
людьми, жестоко подавил мятеж в египетском войске и, наконец, отразил жалкое
франкское вторжение в октябре 1169 года под предводительством Амори, который
прибыл в Египет в пятый и последний раз в надежде овладеть портовым городом
Дамьеттой в дельте Нила. Мануил Комнин, встревоженный появлением сподвижника
Нуреддина во главе фатимидского государства, оказал франкам содействие в виде
византийского флота. Но напрасно. У румлян было недостаточно продовольствия, а
их союзники отказались снабжать их. По истечении нескольких недель Саладин
вступил в переговоры с румлянами и без труда убедил их прекратить столь
неангажированное предприятие.
Не успел закончиться 1169 год, как Юсуф стал единоличным
правителем Египта. «Морри» в Иерусалиме питал надежду на союз с племянником
Ширкуха против главного врага франков Нуреддина. И хотя оптимизм короля мог
показаться чрезмерным, основания для него существовали. Действительно, очень
скоро Саладин стал понемногу удаляться от своего господина. Хоть он и заверял
того постоянно в своей верности и своём подчинении, подлинная власть над Египтом
осуществлялась не из Дамаска и не из Алеппо.
Отношения между этими двумя людьми теперь становились поистине
драматическими. Несмотря на прочность своей власти в Каире, Юсуф по-существу
никогда не осмеливался открыто перечить своему повелителю. Но когда сын Зенги
предлагал ему встречу, он всегда уклонялся от неё, не из-за опасения угодить в
ловушку, но вследствие боязни проявить личную слабость в присутствии своего
господина.
Первый серьёзный кризис разразился летом 1171 года, когда Нуреддин
потребовал от молодого визиря упразднить калифат Фатимидов. Будучи
мусульманином-суннитом, правитель Сирии не мог допустить, чтобы на зависимой от
него земле продолжала осуществляться духовная власть «еретической» династии. Он
посылал по этому поводу множество писем Саладину, но тот отмалчивался. Он
опасался задеть чувства населения, по преимуществу шиитского, и оттолкнуть от
себя фатимидскую знать. Вместе с тем он не мог не понимать, что он обладает
легитимной властью лишь как визирь калифа аль-Адида. Свергнув последнего, он
рисковал потерять то, что являлось официальной гарантией его власти в Египте; в
этом случае он становился простым представителем Нуреддина. Помимо прочего он
видел в настойчивости сына Зенги скорее стремление к политическому реваншу,
нежели деяние, продиктованное религиозным рвением. В августе требования
правителя Сирии в том, что касалось упразднения шиитского калифата, стали
обретать угрожающий характер. Саладин, поставленный в безвыходное положение,
начал принимать меры предосторожности ввиду возможной враждебной реакции
населения и даже подготовил публичное заявление об отстранении калифа. Но он ещё
медлил с его распространением. Аль-Адид, хотя ему было только двадцать лет, был
очень серьёзно болен, и Саладин, связанный с ним узами дружбы, не представлял
себе, как он сможет обмануть его доверие. И тут в пятницу 10 сентября 1171 года,
некий житель Мосула, посетивший Каир, зашёл в мечеть и, поднявшись на кафедру
перед проповедником, вознёс молитву во здравие аббасидского калифа. Как ни
странно, никто на это не отреагировал ни в тот момент, ни в последующие дни.
Неужели это был агент, посланный Нуреддином, чтобы припугнуть Саладина? Это было
возможно. Во всяком случае, после этого инцидента визирь, несмотря на всю его
щепетильность, не мог более откладывать своё решение. Со следующей пятницы было
дано распоряжение не упоминать больше в молитвах Фатимидов. Аль-Адид тогда
находился при смерти, и Юсуф запретил всем сообщать ему новость. «Если он
выздоровеет, говорил Саладин, у него будет время всё узнать. В противном случае
пусть он умрёт без мучений!» Действительно, аль-Адид скончался вскоре после
этого, так и не узнав о печальном конце своей династии.
Падение шиитского калифата после двух столетий его периодически
славного правления, как и следовало ожидать, немедленно нанесло ущерб секте
ассасинов, которые как и во времена Гассана ас-Саббаха, ещё ждали, что Фатимиды
воспрянут от летаргии и начнут новый золотой век шиизма. Видя, что эта мечта
уходит навсегда, члены секты были настолько обескуражены, что их сирийский
руководитель Рахидеддин Синан, «Старец горы», отправил Амори послание, заявляя,
что готов обратиться в христианство со всеми своими сторонниками. Ассасины тогда
владели многими крепостями и городами в Центральной Сирии, где вели относительно
мирную жизнь. В последние годы они вроде бы отказались от впечатляющих операций.
Рахидеддин, разумеется, ещё имел в своём распоряжении несколько групп
превосходно натренированных убийц, а также преданных ему предсказателей, но
многие адепты этой секты стали добрыми крестьянами, которым нередко приходилось
платить регулярную дань ордену тамплиеров.
Обещая обратиться в христианство, «старец» надеялся, помимо
прочего, избавить своих сторонников от налога, который полагалось платить только
нехристианам. Тамплиеры, чьё отношение к собственным финансовым интересам было
далеко не поверхностным, с беспокойством следили за контактами между Амори и
ассасинами. Когда стала просматриваться возможность соглашения, они решили
расстроить его. В 1173 году послы Рахидеддина отправились на встречу с королём,
тамплиеры подстерегли их и перебили. Никогда больше об обращении ассасинов речь
не шла.
Независимо от этого эпизода, упразднение фатимидского калифата
имело ещё одно столь же важное, как и непредвиденное последствие: оно дало
Саладину политическую значимость, которой он до того не имел. Нуреддин,
очевидно, не ожидал такого результата. Кончина калифа вместо того, чтобы
низвести Юсуфа в ранг простого представителя сирийского владыки, сделала его
полновластным сувереном Египта и законным хранителем сказочных сокровищ,
накопленных павшей династией. С этого времени отношения между двумя правителями
всё больше обострялись.
Вскоре после описанных событий, Саладин направил на восток от
Иерусалима смелую экспедицию против франкской крепости Шаубак и, когда её
гарнизон уже, казалось, был готов сдаться, Саладин вдруг узнал, что Нуреддин
идёт во главе своих войск, чтобы принять участие в операции. Не медля ни
секунды, Юсуф велел своим людям свернуть лагерь и скорым маршем возвращаться в
Каир. В письме к сыну Зенги он объяснил свой стремительный уход якобы
начавшимися волнениями в Египте.
Но Нуреддин не позволил водить себя за нос. Обвинив Саладина в
вероломстве и измене, он поклялся лично отправиться в страну на берегах Нила,
чтобы наконец взять дело в свои руки. Обеспокоенный молодой визирь собрал своих
ближайших соратников, среди которых был и его отец Айюб, и стал советоваться с
ними, как действовать на случай, если Нуреддин осуществит свою угрозу. В то
время, как некоторые эмиры изъявляли готовность поднять оружие против сына
Зенги, и сам Саладин, казалось, разделял их мнение, Айюб вмешался дрожа от
гнева. Обращаясь к Юсуфу как к уличному мальчишке, он заявил: «Я твой отец, и
если здесь есть тот, кто тебя любит и желает тебе добра, так это я. И всё же
знай, что если Нуреддин придёт, ничто не сможет помешать мне пасть перед ним ниц
и целовать землю у его ног. Если он прикажет мне отрубить тебе голову моей
саблей, я сделаю это. Потому что эта земля принадлежит ему. Ты напишешь ему
следующее: “Я узнал, что ты желаешь направить войска в Египет, но тебе не нужно
этого делать; эта страна – твоя, и тебе достаточно прислать мне коня или
верблюда, чтобы я явился к тебе смирный и покорный”».
После этого собрания Айюб сказал своему сыну наедине: «Клянусь
Аллахом, если Нуреддин попытается забрать у тебя хоть пядь земли, я буду биться
с ним до смерти. Но зачем тебе показывать свою гордость открыто? Время на твоей
стороне, позволь провидению вершить дело!». Юсуф согласился с отцом и послал в
Сирию предложенное им письмо, и успокоенный Нуреддин в последний момент
отказался от своей карательной экспедиции. Но Саладин, наученный этим тревожным
событием, послал одного из своих братьев, Тураншаха, в Йемен с задачей завоевать
эту горную страну к юго-западу от Аравии, чтобы создать там убежище для семьи
Айюбов на случай, если сын Зенги вновь задумает обрести контроль над Египтом.
Йемен был оккупирован быстро и без большого труда… «от имени царя Нуреддина».
В июле 1173 года, меньше чем через два года после несостоявшегося
рандеву у Шаубака, произошёл аналогичный инцидент. Саладин отправился воевать на
восточный берег Иордана, Нуреддин собрал свои войска и выступил ему навстречу.
Но в очередной раз, напуганный перспективой свидания со своим повелителем,
визирь поспешил вернуться в Египет, сообщив, что его отец находится при смерти.
Действительно, Айюб как раз в это время впал в кому в результате падения с
лошади. Но Нуреддин не был готов к тому, чтобы удовольствоваться этой новой
отговоркой. И когда в августе Айюб умер, Нуреддин понял, что в Каире у него нет
больше ни одного человека, которому он бы мог полностью доверять. Поэтому он
решил, что настал момент взять египетские дела в свои руки.
Нуреддин начал приготовления к тому, чтоб вторгнуться в
Египет и отобрать его у Салахеддина Юсуфа, ибо он пришёл к мысли, что тот
избегает войны против франков из-за нежелания объединиться с ним. Наш
хронист Ибн аль-Асир, которому во время этих событий было четырнадцать лет,
определённо занимает сторону сына Зенги.
Юсуф предпочитал иметь у себя на границе франков, нежели быть
непосредственным соседом Нуреддина. Последний написал в Мосул и другие страны с
просьбой прислать ему войска. Но, когда он готовился идти со своими солдатами в
поход на Египет, Аллах дал ему приказ, который не подлежал обсуждению.
Действительно, правитель Сирии внезапно серьёзно заболел
по-видимому очень тяжёлой формой ангины. Его врачи прописали ему кровопускание,
но он отказался. «Человеку шестидесяти лет кровь не пускают», – сказал он.
Пробовали другие средства, но ничто не помогло. 15 мая 1174 года в Дамаске было
объявлено о смерти Нуреддина Махмуда, святого князя, моджахеда, объединившего
мусульманскую Сирию и создавшему предпосылки для объединения арабского мира в
решающей борьбе против захватчиков. Во всех мечетях по вечерам собирались, чтобы
читать стихи из Корана в его память. И несмотря на то, что Саладин последние
годы был в конфликте с покойным, он постепенно превратился из его соперника в
продолжателя его дела.
Но, по крайней мере поначалу, родственники и соратники умершего
руководствовались по отношению к Юсуфу злопамятностью, опасаясь, что он
воспользуется общей неразберихой, чтобы напасть на Сирию. Поэтому, чтобы
выиграть время, постарались задержать отправку сообщения в Каир. Но Саладин,
имевший друзей повсюду, послал в Дамаск голубиной почтой искусно составленное
письмо:
«От нашего заклятого врага нам пришла весть о владыке Нуреддине. Если, упаси
Аллах, это известие правдиво, нужно прежде всего избежать того, чтобы в сердцах
установилось разделение, и безрассудство возобладало в умах, ибо только враг
извлечёт из этого пользу».
Но несмотря на эти дипломатичные слова, вражда, вызванная
возвышением Саладина, стала непримиримой.
Примечания автора:
Ныне пересохший восточный рукав Нила называется «Пелузским рукавом»,
поскольку он проходил через античный город Пелуза. Он впадал в море около Сабхат
аль-Бардавил, залива Бодуэна.
Семья Айюбов была вынуждена покинуть Тикрит в 1138 году вскоре
после рождения в этом городе Саладина. Ширкуху, по его словам, пришлось убить
человека, чтобы отомстить за поруганную честь женщины.
Фатимиды, происходившие из Северной Африки, управляли Египтом с
966 по 1171 год. Они основали Каир, аль-Кахира, «победоносный». Они вели своё
происхождение от Фатимы, дочери Пророка и жены Али, вдохновителя шиизма.
О перипетиях удивительного сражения в Египте читай: G.
Schlumberger, Compagnes du roi Amaury I er de Jérusalem en Egypte,
Plon, Paris, 1906.
|
