С этого места Виллардуэн переходит к рассказу о том, что он называет одним из «самых великих чудес» и одним из «величайших происшествий»: о призыве византийского царевича к крестоносцам помочь ему восстановить свои права в Константинополе. Речь идет о «молодом Алексии», сыне Исаака II Ангела, которому удалось бежать на Запад и найти поддержку у своего родственника Филиппа Швабского. По прибытии в Анкону молодой царевич со свитой двигался через Италию на север и, по версии Виллардуэна, повстречал группу запоздавших крестоносцев, направлявшихся в Венецию. Узнав от них о сборе армии перед заморской переправой, Алексей и его советники решили отправить послов к лидерам крестоносцев и просить их о помощи. Как сообщает Виллардуэн, Бонифаций, графы и знатные бароны также были заинтересованы в том, чтобы направить собственных посланников для сопровождения Алексия ко двору Филиппа. «Коли он захочет пособить нам отвоевать Заморскую землю, то и мы пособим ему отвоевать его землю; ведь мы знаем, что она отнята у него и у его отца несправедливо»¹. Таким образом, Виллардуэн утверждает, что ответ на призыв царевича со стороны крестоносцев последовал непосредственно перед отплытием флота в конце 1202 г. Ведь если принять версию Виллардуэна, то следует предположить, что флот отплыл в октябре 1202 г., не успев осуществить контакт с молодым Алексием, обращение которого, как нас заставляют думать, было направлено лишь незадолго до этого. Конечно, именно это обращение и принятое потом лидерами похода решение принять просьбу о помощи привели к отклонению четвёртого крестового похода от его первоначальной цели – войны против мусульман в Палестине или Египте.
     Вместо этого экспедиция сперва восстановила в правах Исаака и молодого Алексия, а затем они были изгнаны, и на земле Византии образовалась Латинская империя. Это направление похода совпадало с интересами Венеции, Бонифация Монферратского, Филиппа Швабского и – поскольку в результате имперский и духовный престол в Константинополе оказались заняты представителями Римской католической династии и католического патриарха соответственно – также с интересами Иннокентия III. Поэтому современные историки часто подвергают сомнению искренность Виллардуэна. Его версия нередко представляется как «официальная» история, скрывающая за правдоподобным повествованием глубоко засекреченный заговор заинтересованных сторон, замысел, который вынашивался задолго до того, как намерения лидеров были открыты рядовым крестоносцам, большинство которых гораздо более предпочло бы настоящий поход против «неверных». Немногие проблемы медиевистики вызывали столько учёных споров, как проблема «отклонения». Несмотря на обилие источников, они часто страдают неясностями и противоречиями, вполне естественными, поскольку, если заговор в самом деле имел место, то трудно ожидать, что кто-либо из причастных к делу современников раскроет замысел, в то время как человек ничего не знавший о нём, ничего и не мог раскрыть. Современные издатели труда Виллардуэна предпочитают принимать его историю за чистую монету и являются, таким образом, сторонниками того, что принято называть «теорией игры случая». Согласно этой точке зрения, решение помочь молодому Алексию в самом деле было принято в последний момент.
     В те времена, когда эта дискуссия только начиналась, большая часть вины за отклонение возлагалась на венецианцев. Подозревалось, что те заключили секретный договор с Аль-Адилем, Айюбидским султаном, пообещав не подвергать нападению его страну. Как будто даже бы имелся текст такого договора. Но к концу XIX в. стало ясно, что упомянутый договор на самом деле относился к более позднему времени, и что, следовательно, Венеция не давала никаких тайных обещаний султану накануне четвёртого крестового похода. Но, хотя и невиновная в сговоре с Египтом, Венеция, конечно, была глубоко враждебна Алексию III Ангелу; по меньшей мере, она желала, чтобы принадлежащие ей по договору права были подтверждены. Пределом же её желаний был полный захват торговли в Константинополе. Сам дож, по-видимому, утратил зрение в результате нападения византийцев и поэтому в любом случае ненавидел греков. Венецианцы также были глубоко обеспокоены растущим влиянием Генуи на Византию. Ещё до того, как Венеция была очищена от обвинения в предательстве, учёные возложили вину за отклонение также на Филиппа Швабского и Бонифация Монферратского. Как возможные побудительные мотивы фигурировали родство с Исааком и молодым Алексием, традиционная норманнская враждебность Гогенштауфенов к Византии, личные притязания Бонифация на Фессалонику и привилегии Византийской империи, а также дружеское расположение и верность Бонифация Филиппу. Иннокентий III также объявлялся действующим лицом тайной дипломатии.
     Но для того, чтобы все согласились с предположением о заблаговременной подготовке отклонения крестового похода, нужно в первую очередь пренебречь свидетельствам Виллардуэна о том, что молодой Алексий высадился в Италии лишь в августе 1202 г., поскольку, если это действительно случилось так поздно, времени для вынашивания заговора уже не оставалось, и, следовательно, Виллардуэн пишет правду, и нужно принять «теорию случая». Но на самом деле, мы имеем немало свидетельств, дающих основание полагать, что Алексей прибыл на запад не в августе 1202 г., а где-то ещё в 1201 г. Если это так, то заговор становится высоко вероятным, хотя и не стопроцентно.
     Современник событий византийский историк Никита Хониат, которому вполне можно доверять, несмотря на сложность его хронологии, сообщает, что Алексий III Ангел освободил своего племянника, молодого Алексия, из тюрьмы и взял его с собой на войну с мятежником Мануилом Комицесом в 1201 г. В самом начале кампании Алексий, согласно рассказу Хониата, бежал из лагеря императора, сел на пизанский корабль, который зашёл в Атиру, порт на Мраморном море, якобы для загрузки балласта, ускользнул от агентов своего дяди, обрезав волосы на западный манер и облачившись в одежду западного покроя, и отплыл на запад, где, по сведениям того же Хониата, он обратился за помощью к своей сестре Ирине и её мужу Филиппу Швабскому. В биографии Иннокентия III сообщается, что Бонифаций Монферратский посетил Иннокентия в Риме после того, как по слухам обговорил с Филиппом план обратного водворения молодого Алексия; с собой он привёз письмо от Филиппа Августа, на которое сохранился ответ от 26 марта 1202. Все эти свидетельства позволяют отнести предполагаемые переговоры между Бонифацием, Филиппом и молодым Алексием к 1201 г., очевидно, задолго до лета 1202 г., указанной Виллардуэном даты прибытия молодого Алексия на запад.
     Далее Алексий III Ангел, который, ввиду бегства племянника, вполне осознавал грозящую ему опасность, написал папе, испрашивая гарантии того, что тот не будет поддерживать Филиппа Швабского и молодого Алексия, и предлагая обсудить вопрос об унии между греческой и латинской церквами. Подобные предложения византийские императоры обычно делали только в моменты серьёзной опасности. Иннокентий дал в целом заверительный ответ в послании от 16 ноября 1202 г. Он напоминал Алексию III, что папская политика состояла в противодействии Филиппу Швабскому и, наоборот, поддержке его соперника Отто IV в борьбе за императорский трон. Иннокентий упомянул в этом письме также о визите к нему в Риме молодого Алексия; при этом он употребил слово «olim» (однажды, давно) для определения периода времени, истёкшего с момента визита. В ряде исследований было убедительно доказано, что слово «olim» не могло относиться к столь недавнему времени, как август 1202 г., но, напротив, касалось значительно более отдалённой даты, не позднее 1201 г². Анналы города Кёльна включают отрывок, который также можно рассматривать, как свидетельство прибытия Алексия летом 1201 г. Наконец, Робер де Клари сообщает нам, что в середине декабря у Задара Бонифаций Монферратский, обращаясь к крестоносцам, сказал, что «в прошлом году на Рождество», т. е. на Рождество 1201 г. он видел молодого Алексия при дворе Филиппа Швабского.
     Сведённые воедино все упомянутые свидетельства настойчиво внушают мысль о том, что Виллардуэн неправ относительно времени прибытия Алексия на запад и что тот, на самом деле, был здесь где-то с 1201 г. или хотя бы достаточно долго, чтобы устроить заговор с Бонифацием и Филиппом, а, может быть, и с венецианцами, и с папой. Но от этого предположения ещё очень далеко до доказательства, что такой заговор действительно имел место. Не следует также полагать, что Виллардуэн намеренно переменил дату прибытия Алексия. Он, может быть, просто ошибался. Более того, он, возможно, прав, а прочие свидетельства обманчивы. Проблема отклонения по-прежнему остаётся актуальной. Хотя учёные и не вняли прозвучавшему ещё в начале XX в. призыву перестать мучиться с неразрешимыми проблемами, в этом призыве имеется несомненный смысл. Несмотря на все усилия исследователей, мы не может пойти дальше констатации факта, что произошедшее отклонение соответствовало интересам и молодого Алексия, и Исаака, и Филиппа Швабского, и венецианцев, и что те, поэтому, такое отклонение планировали.